Не убивай - Страница 33

обработанные камни.

Мироздание телами масонов так же тщетны, как и памятники власти. Тем

не менее, ордены масонов тщательно сберегают самое главное: начало

начал и смысл твоего собственного предназначения.

Началась короткая обязательная месса. Герхард был слева, в средних рядах, как подмастерье. Мастер говорил так проникновенно, что Герхард

почувствовал себя раскаянным, склонив голову. Слова были повторены на

кантоне другим достойным мастером с китайской внешностью.

Герхард заметил присутствие в зале профанов. Мастер вернулся к трибуне.

- Никто из нас не сможет достичь истины и только с участием всех камень

за камнем, от праотца Адама и до наших времен, будет воздвигнут тот храм, который будет достойным жилищем для великого Бога, - сказал мастер и

закрыл глаза. - Мы сосуды, которыми наполняются те, кто сумел увидеть

строительство второго Храма, хранителя чистейшего Зоровавеля. Из тысяч

наших братьев складывалась ветвь из акации и терновника для обретения

второго нового Храма путем дарования Великого Света знания и пусть

наши сердца откроют читоту помыслов ящиком эбенового дерева, мелом, углем и глиной.

Возникла благословенная пауза и эту тишину не хотелось нарушать.

Наконец мастер поднял руки и тихо произнес:

- Кодеш ла Адолай!

Некоторые из присутствующих прикрыли черные маскарадные маски. С

правой стороны построилась пара десятков бесстрастных мужчин в черных

костюмах, словно на шахматной доске. Через фалангу этих крепких парней

прошла невысокая характерная известная уже нам фигура в качающейся

черной фетровой шляпе. Фон Нойман исступленно улыбнулся и поклонился

присутствующим. Со своей страшной застывшей улыбкой на лице он

открыл черную высокую дверь, как бы приглашая туда всех желающих.

Несколько десятков человек прошли в полутемный просторный зал

экспозиции, растворившись там.

Одним из последних в зал вошел Бреннер. Он понимающе кивнул

господину фон Нойману, быстро пробежался по экспозиции, успев оценить, что уровень его работ был выше всех похвал, и выскочил из зала первым.

Для этого было две причины. Первая из них была чисто профессиональной.

Герхард обожал смотреть, как сразу после просмотра выходили зрители с

вытаращенными от ужаса глазами, полными боли и внутреннего запрета на

происходящее. Изучая степень возбуждения зрителя, Бреннер оправдывал

себя тем, что это прибыльный бизнес.

Второй причиной было нечто беспримерно важным для него. Герхард

попытался сообщить Гельмуту фон Нойману нечто чрезвычайно

значительное, используя все возможности мимики: вытаращенные глаза, надутые щеки и вздымающиеся кверху брови. Однако Нойман никак на это

не реагировал. Он закатывал глаза, подобострастно встречал ошарашенных

зрителей его ужасного театра и, как бы, делил с ними некую тайну.

Некоторые из них роняли странные фразы или писали короткие

комментарии в толстой разукрашенной книге, начиная с «суперски» и

кончая «тебя надо расстрелять»!

Герхарду стало понятно, что Гельмут зависнет минимум на пару часов.

Было очевидно, что Нойман давно страдает болезнью аплодисментов. Тем

более, что выходящие из зала зрители были одними из самых

могущественных людей Юго-Восточного региона.

Герхард попросил церемониймейстера, который внешне выглядел

бесстрастным, тем не менее, всем своим видом показывая ему свое место, помочь снова снять фартук и орден пентальфы. Тот хотел также помочь

поменять бабочку на галстук, но еще раз внимательно присмотревшись к

его галстуку, передумал.

У Бреннера оставалось минимум час. Он умел ценить большие красивые

города и относился к ним, как можно относиться к топ-модели. Герхард

зашагал по извилистым улочкам, поднимающимся в гору, и набрел на

станцию Пик Трэм, фуникулер, доставляющий туристов на вершину пика

Виктории. Симпатичные вагончики были забиты до отказа желающими

насладиться вечерним сказочным видом Гонконга.

Герхард неожиданно для себя купил билетик туда и обратно, с трудом

пролез в вагончик через плотные ряды китайцев с фотоаппаратами и

камерами, при этом чуть не потеряв очки. Через пятнадцать минут

фуникулер не спеша довез их до вершины. Вместе со всей толпой, которая

затем частично рассеялась по ресторанам, сувенирным лавкам и

музейчикам, он поднялся на смотровую площадку. Гонгконг лежал у

подножья фантастическим зрелищем. Одним порывом сотни людей

схватились за свои камеры с желанием запечатлеть, фотить, щелкать и

снимать на карточку. Откуда-то разлилась в воздухе вновь непостижимая

эвтерпа, и со всех многочисленных светящихся игрушечных небоскребов

полилась невероятная музыка лазерных феерий, фейерверков и светящихся

шаров. Имея приличную фору с своими ста девяносто двумя сантиметрами

против большинства невысоких китайцев, Герхард, не останавливаясь ни на

секунду, фотографировал. Затем он решил оторваться от основной ревущей

толпы и пошел в противоположную сторону к ограждению на южной

стороне. Несколько человек было рядом с ним.

Он делал панорамную съемку, когда его заслонила какая-то массивная

высокая фигура. Герхард попытался слегка обойти её, но не тут-то было.

Тогда он по-дружески похлопал гиганта по спине рукой, сказав «сорри».

Великан медленно повернулся на сто восемьдесят градусов. Огромный

капюшон не давал возможности разглядеть его лицо. Герду стало страшно.